Вырвалась зелёная лоза
К маленькому колышку опоры,
Солнышко закапало в глаза
Сквозь густые облачные шторы.
Ластилась причудливо струна,
Гибким телом к другу прижимаясь,
В звонницу хрустального вина
Силой виноградной пробиваясь.
Колышек взволнованно застыл,
С трепетом в сплетенье погружаясь,
День в лучах благословенья плыл,
А они любили, не стесняясь.
О, алчущие очи…
ХАИМ-НАХМАН БЯЛИК (1873–1934)*
О, алчущие очи — коварнейшей из дам,
О, губы эти — в жажде и страсти поцелуя!
О, вожделенье лани, которую милую! —
За прелесть сладкой тайны я злата не отдам!
Как в царстве изобильном, отрадой дышит плоть,
Родник телес струится
блаженством преисподней —
Лишь ненасытней стал я,
жадней, смелей, свободней! —
Как ты сумела сердце так остро уколоть?
Красавица, я бури порыв унять не смог,
Волненьем замутила прозрачность мне былую,
В светлосердечье юном — взахлёб тебя целую,
Бросая жизнь на плаху, под сень влекущих ног.
Благословенно счастье! Ликуем: стон и крик,
Объятья, пылкость ласки, плоть —
в боли наслажденья!..
Как велика расплата за сладость вожделенья!
И мир мой чистый рухнул! —
Цена за краткий миг!
*Подстрочный перевод с иврита Владислава Чернышкова.
Комментарии
Диль-лиль
ХАИМ-НАХМАН БЯЛИК (1873–1934)*
Диль-лиль, её нету, диль-лиль, уплыла,
Диль-лиль, всё в котомке с собой унесла.
Зачем так спешила? Ведь сердце моё
Тебе, моей милой, не спело всего.
Как жаль, что до срока разлука пришла,
Не вымолвил слова, дрожь губы свела.
Недели и годы то слово искал,
Но, сильно смущаясь, всё ж вслух не сказал.
И словно хлыстом, вдруг: «Прощай, дорогой!» —
Я снова один… Скрип кареты лихой.
И в облаке пыльном — уже далека —
Вмиг с рощей зелёной слилась ты слегка.
Как аиста крылья, как света вуаль,
Белеет в деревьях летящая шаль.
И вот уж из рощи, на той стороне,
Звенит колокольчик насмешливо мне.
Диль-лиль, её нету, диль-лиль, уплыла,
Диль-лиль, всё в котомке с собой унесла.
* Подстрочный перевод с иврита Владислава Чернышкова.
Памяти N.
ХАИМ-НАХМАН БЯЛИК (1873–1934)*
Когда я умру — так оплачьте меня:
Вот был человек и — вдруг разом исчез —
До времени скатан из жизни отрез.
Вмиг песня его на витке прервалась…
Жаль, был ещё стих, но с ним прервана связь!..
Вот умер поэт и — утрачен секрет.
Утрачен и след!
Как жаль!.. Ведь душа его арфой была —
Жива, говорлива, светла и смела.
Когда он на ней вдохновенно играл,
Сердечные тайны свои доверял
И каждой струной побуждал её петь…
Лишь струнке одной не давал зазвенеть.
Всплеск. Пальцы сновали — чувств, струн перебор!..
Вот только одна всё молчит до сих пор.
Молчит до сих пор!
Ох жаль, что струна не сильна без стиха!
Пока жизнь была — хоть дрожала слегка,
В любви трепетала, беззвучно ждала,
Стиху не призналась, что втайне звала.
О жажде по звуку, тоске по стиху
Она не посмела сказать жениху.
Томилась, страдала — и плен был тяжёл!
Он медлил с ответом — и к ней не пришёл.
И к ней не пришёл!
Как боль велика, жжёт сердечный порез!
Вот был человек и — вдруг разом исчез —
Вмиг песня его на витке прервалась…
Жаль, был ещё стих, но с ним прервана связь!..
Вот умер поэт и — утрачен секрет.
Утрачен и след!
*Подстрочный перевод с иврита Владислава Чернышкова.
Детские стихи
В Любви
Создатель! Что это?! Скажи!
Как Чудо Ты такое создал?!
Средь каменной байкальской ржи
Вершин колосья льются в воздух.
Пшенична горная халва,
Щербет обрывов и отсеков,
Слепит ледник, как булава,
Глядит на «богочеловеков».
Пейзаж впивается в глаза,
Пространство жжёт колючей хвоей,
И солнца пылкая слеза
Плывёт на Мир потоком зноя.
Бранятся скалы на детей:
Шалят, грудятся друг на друге,
Скользят под поступью гостей
Коварной зыбкостью «услуги»!
Сияют глыбы-зеркала,
Отсвечивая ввысь сигналы,
А где удача быть могла —
Гудят лавинные обвалы.
Молчим. Скорей бы зимовьё!
Но наледь стелется, играя.
Лесов зелёное жильё
Стекает в сердце сенью рая.
Блестят фасолины озёр,
Прельщая томно миражами,
Снегов сверкающий костёр
Сбегает нитями-огнями.
Звезда заблудшая парит,
Подмигивая алым бликом,
И яркой каскою горит
Цветок один на гребне диком.
Как будто смелый альпинист
Застыл — Вселенной насладиться,
Взор потрясён, дух светел, чист,
И Вечность строгостью струится.
На платье Неба облака
Влекут, фасонятся, дразнятся.
Столб Света хлещет в берега,
И в глубь воды, и в волны-святцы!
И чаша плещется Душой,
Кристально чистой и великой,
Сокрытой силою большой
И сказкой-былью многоликой.
И грудь прозрачная небес
Раскармливает Землю млечно…
О царствие земных чудес! —
Байкал, живи и радуй вечно!
…Создатель! Что это?! Скажи!
Как Чудо создал Ты такое?!
Твори, энергии кружи —
В Любви, в Божественном Покое!..
И вот опять ты у моих колен…
И вот опять ты у моих колен.
Тону в глазах, как в плещущем Ла-Манше.
Солёной жизни отшумевший плен
Волнует вновь глубинностью, как раньше.
Отлив свершил события судьбы,
Вобрав в себя всю молодость — и старше,
Мы вышли из сердечной той борьбы
На берег новый, чтоб забыть про «раньше».
Ни брызг, ни всплесков, ни холодных волн,
Ни жгучей правды в пене лжи и фальши.
Штиль в гавани был кораблями полн —
Не ведали они, что было раньше.
Бледнел маяк без пылкости былой…
И вдруг — прилив! А что же будет дальше?
На гребне чувств хочу я быть с тобой!
Скажи, мой милый: где же ты был раньше?
Рисунки детей детдома
Рисунки детей детского дома №1 г. Иркутска
Художник-дизайнер Дарья Тарасова
День без тебя…
«День без тебя, как три осени!», —
Ты мне признался вчера.
Чувства листву свою сбросили,
Вновь — золотая пора.
Вновь осветлённое таинство
Слов оголённых твоих,
А на губах нам останется
Боль и печаль — на двоих.
В чудной, пленительной проседи
Светится негой Земля.
«День без тебя, как три осени!», —
В сердце звучит у меня.