Я — та девочка, понимаешь,
С робким лёгким дрожанием губ.
Ты правдиво и тонко играешь —
Так изыскан, галантен, не груб.
Как же быть мне: вновь хочется верить
В воплощенье уставшей мечты,
Что в берёзовость солнечной двери
Вместе с утром явился и ты —
Тот — любимый, земной, настоящий,
Со словами в потоках огня,
В бирюзовую нежность манящий,
О надежде молящий меня.
Налюбились бы мы, наблудились
В покрасневшей стыдливой заре,
Где в прозрачности красок сгрудились
Чувства — в самой созревшей поре.
Молодела бы я, сознавая,
Что любима, как прежде, тобой…
Только небо, жарой изнывая,
Окатило волной голубой!
Ты, запутавшись напрочь, играешь,
Удивительно дерзок, красив,
Глупой волею пыл охлаждаешь,
Неуместно, несносно спесив!
Я — та девочка, понимаешь,
С полыхающим трепетом щёк,
Ты в гордыне не видишь, не знаешь,
Как ей дорог надменный игрок.
…Словно каешься, изнурённый,
Испытавший предательства лесть,
Несогретый, чужой, оскорблённый,
Не постигший, что совесть есть Весть.
И не слышишь ты Весточку Света…
Что ж! Быть может, так лучше теперь?
В серых бликах в чертоги поэта
Открываешь задумчиво дверь…
Может, вновь упоённо играешь,
Свой азарт утоляя сейчас?
Я — та девочка, понимаешь,
С чистым ангельским отсветом глаз.
О, алчущие очи…
ХАИМ-НАХМАН БЯЛИК (1873–1934)*
О, алчущие очи — коварнейшей из дам,
О, губы эти — в жажде и страсти поцелуя!
О, вожделенье лани, которую милую! —
За прелесть сладкой тайны я злата не отдам!
Как в царстве изобильном, отрадой дышит плоть,
Родник телес струится
блаженством преисподней —
Лишь ненасытней стал я,
жадней, смелей, свободней! —
Как ты сумела сердце так остро уколоть?
Красавица, я бури порыв унять не смог,
Волненьем замутила прозрачность мне былую,
В светлосердечье юном — взахлёб тебя целую,
Бросая жизнь на плаху, под сень влекущих ног.
Благословенно счастье! Ликуем: стон и крик,
Объятья, пылкость ласки, плоть —
в боли наслажденья!..
Как велика расплата за сладость вожделенья!
И мир мой чистый рухнул! —
Цена за краткий миг!
*Подстрочный перевод с иврита Владислава Чернышкова.
Комментарии
Диль-лиль
ХАИМ-НАХМАН БЯЛИК (1873–1934)*
Диль-лиль, её нету, диль-лиль, уплыла,
Диль-лиль, всё в котомке с собой унесла.
Зачем так спешила? Ведь сердце моё
Тебе, моей милой, не спело всего.
Как жаль, что до срока разлука пришла,
Не вымолвил слова, дрожь губы свела.
Недели и годы то слово искал,
Но, сильно смущаясь, всё ж вслух не сказал.
И словно хлыстом, вдруг: «Прощай, дорогой!» —
Я снова один… Скрип кареты лихой.
И в облаке пыльном — уже далека —
Вмиг с рощей зелёной слилась ты слегка.
Как аиста крылья, как света вуаль,
Белеет в деревьях летящая шаль.
И вот уж из рощи, на той стороне,
Звенит колокольчик насмешливо мне.
Диль-лиль, её нету, диль-лиль, уплыла,
Диль-лиль, всё в котомке с собой унесла.
* Подстрочный перевод с иврита Владислава Чернышкова.
Памяти N.
ХАИМ-НАХМАН БЯЛИК (1873–1934)*
Когда я умру — так оплачьте меня:
Вот был человек и — вдруг разом исчез —
До времени скатан из жизни отрез.
Вмиг песня его на витке прервалась…
Жаль, был ещё стих, но с ним прервана связь!..
Вот умер поэт и — утрачен секрет.
Утрачен и след!
Как жаль!.. Ведь душа его арфой была —
Жива, говорлива, светла и смела.
Когда он на ней вдохновенно играл,
Сердечные тайны свои доверял
И каждой струной побуждал её петь…
Лишь струнке одной не давал зазвенеть.
Всплеск. Пальцы сновали — чувств, струн перебор!..
Вот только одна всё молчит до сих пор.
Молчит до сих пор!
Ох жаль, что струна не сильна без стиха!
Пока жизнь была — хоть дрожала слегка,
В любви трепетала, беззвучно ждала,
Стиху не призналась, что втайне звала.
О жажде по звуку, тоске по стиху
Она не посмела сказать жениху.
Томилась, страдала — и плен был тяжёл!
Он медлил с ответом — и к ней не пришёл.
И к ней не пришёл!
Как боль велика, жжёт сердечный порез!
Вот был человек и — вдруг разом исчез —
Вмиг песня его на витке прервалась…
Жаль, был ещё стих, но с ним прервана связь!..
Вот умер поэт и — утрачен секрет.
Утрачен и след!
*Подстрочный перевод с иврита Владислава Чернышкова.
Детские стихи